Андрис Лиепа: «Я – продюсер поневоле»

Андрис Лиепа: «Я – продюсер поневоле»

Народный артист России, главный балетмейстер ГАБТ им. А. Навои – о том, когда театр работает как «швейцарские часы».

О финансировании и адекватности

По большому счету, театр – это производство. И чтобы этот «конвейер» работал бесперебойно и эффективно, нужно финансирование. Без него никак.

Увы, наша профессия потеряла престиж. Вот мой папа, народный артист СССР, лауреат Ленинской премии Марис Лиепа получал 550 рублей в месяц. Это была огромная зарплата, такая же, как у директора тракторного завода, к примеру, или у космонавта.

А сейчас что происходит? Например, футболист, даже просидев весь сезон на скамейке запасных, получает ежемесячно 3 миллиона долларов. И те же 3 миллиона – это годовой бюджет крупного театра, а для некоторых театров чуть ли не три годовых бюджета. Адекватность исчезла.

Невыносимая легкость балета

Сколько получают артисты в театре? Мало. Катастрофически мало. А ведь труд артиста балета – физически тяжелый, изматывающий: приходят в театр к 10 утра, уходят в 11 вечера. Нужно хорошо питаться, что совсем недешево. Они покупают за свои деньги пуанты, которые стоят 130 евро. Необходимо иметь как минимум две пары – а это уже 260 евро. Получается, что надо ничего не есть месяц и купить пуанты. Во всех крупных театрах пуанты и балетные туфли выдаются. В Казахстане в «Астана Опера», например, никто никогда не думает о том, где взять обувь. Знаю об этом не понаслышке, поскольку часто бываю там, ставлю спектакли.

Многие из наших молодых артистов уезжают. Вот сейчас мы их всему научим, они станут хорошими артистами и через год уедут. И не стоит их осуждать. У балетных всего 20 лет творческой жизни. Если ты поработал 6-7 лет и не смог заработать денег, чтобы, допустим, купить квартиру, то еще через 7 лет может быть и поздно. Потому что, скорей всего, ты не сможешь ходить из-за того, что у тебя травмированы колени или спина «вылетела», или вообще инвалидность. Ведь чаще всего, когда артист заканчивает карьеру, то возникают проблемы со здоровьем. Но они все равно работают. И даже на маленькую зарплату, потому что любят свою профессию.

Но если не созданы условия, то ты садишься на первый же поезд и уезжаешь, потому что должен сделать для себя что-то за те 20 лет, которые тебе отпущены.

О рабочих буднях и театральных интригах

Первое, что я сказал, возглавив балетную труппу ГАБТа, – чтобы хорошо танцевать, нужно больше работать: кому-то в два, а кому-то в четыре раза больше. Сейчас уже все понимают, что я здесь, чтобы работать, а не просто так посидеть на должности главного балетмейстера. Теперь работаем каждый день с утра до вечера: заканчивается репетиция где-то в 21:30, все расходятся, а я еще до 23:00-23:30 нахожусь в театре, работаю в офисе, так как у меня есть другие свои проекты. Еще надо самому заниматься у станка для поддержания формы.

В нашем репертуаре появился балет Минкуса «Баядерка». На самом деле это очень сложный спектакль. Возможно, театр не совсем был готов к такой постановке. Этот балет никогда здесь не шел, традиции этого спектакля нет. Но я сказал, что нам нужно его поставить, чтобы поднять свой уровень. Практика показала, что я оказался прав, и все это поняли. У нас ведь даже не хватало артистов, когда я приступил к должности, в труппе было 38 человек. Сейчас уже нас больше 50. По штатному расписанию должно быть 68 человек. Так что мы продолжаем укомплектовывать труппу.

Кстати, вернулось несколько артистов, которые уехали из Ташкента. Они увидели, что в театре происходит нечто интересное и новое, атмосфера творческая. Ребята работают, и все знают, что нет никаких интриг. Но в театре совсем без интриг невозможно. Теперь у нас не один, как было до недавнего времени, а два-три состава на каждый спектакль. И интрига в том, кто сегодня будет танцевать. Все понимают, что это зависит только от того, можешь ты или нет это сделать, а не потому, что у меня есть фавориты и любимчики. И каждому из них приходится доказывать на сцене, чего они стоят и что могут. У всех есть шанс, вопрос в том, кто как им воспользуется.

Самое главное, на мой взгляд, что мы планируем новые спектакли. Я очень хочу поставить «Лебединое озеро» – по-новому, с новыми декорациями, костюмами, потому что нельзя танцевать хорошо в плохих декорациях и в плохих костюмах. В современных спектаклях все компоненты сложены в единое целое: и декорации, и костюмы, и бутафория влияют на уровень представления и его восприятие. Для меня важно, чтобы спектакль был хороший. Так что будем работать.

Об отсутствии меценатов

Это вопрос образования и культуры. Вот, к примеру, когда мы готовили юбилейный вечер Майи Плисецкой, мне как режиссеру-постановщику позвонил Алишер Бурханович (Усманов – Прим. ред.) и поинтересовался, почему в программе отсутствуют Вариации из «Бахчисарайского фонтана». О чем это говорит? О том, что человек знает, что он разбирается в искусстве. А теперь скажите мне, пожалуйста, многие ли из тех, кто в состоянии быть меценатом или спонсором, знают о существовании «Бахчисарайского фонтана»?

Есть еще один важный момент. Знаете, я – продюсер поневоле. Был бы у меня хороший продюсер, я с удовольствием занимался бы только творческими вопросами. Ну, а поскольку такого человека пока не нашел, приходится самому продюсировать, потому что я единственный понимаю, что нужно, чтобы проект состоялся. Так вот по собственному опыту могу сказать, что интересный проект в принципе сам себя финансирует. То есть, образно говоря, найти правильных людей, которые бы приложили свои финансы к хорошему проекту, легче. Многие компании не соглашаются из-за того, что предлагаемые им для финансирования проекты очень сомнительные. И в то же время люди стоят в очереди, чтобы быть спонсорами Большого театра.

Существует мировая практика, что компании, занимающиеся благотворительностью или спонсирующие культурные проекты, получают налоговые льготы. Это очень хорошо работает за границей. Крупные компании буквально ищут проекты, с которыми стали бы ассоциировать их имя, что в итоге будет работать на их положительный имидж, и благодаря этому они еще и платят меньше налогов. Есть мнение, что это лазейка для неуплаты налогов. Возможно. Но, с другой стороны, это поддержка искусства.

Зачем государству театр

Театр сам по себе большие деньги никогда не зарабатывал. Это вопрос билета. Если мы в нашем театре Навои билеты сделаем по 100 долларов, то будем танцевать сами для себя. При раскладе, что в зале примерно 760 мест и в театре работает в общей сложности не менее 500 человек, как заработать, чтобы всем на зарплату и на новые постановки хватило? А еще содержание здания… Поэтому еще с царских времен было финансирование государственное. Как финансировался театр в советские времена, императорским и не снилось. Так, не менее миллиона рублей было потрачено на декорации и костюмы оперы Мусоргского «Борис Годунов» в Большом театре.

Сейчас костюм в Москве стоит от 500 долларов и выше. Цена некоторых доходит до четырех-пяти тысяч. Для нас в Ташкенте это просто нереально. Поэтому делаем сами, своими средствами, едем на базар и покупаем материалы, украшения. Так мы создавали все костюмы для «Баядерки».

Государственная поддержка театрам необходима. Также театр необходим и самому государству. Дело в том, что через 100 лет вряд ли вспомнят, как в тот или иной день сыграл «Пахтакор» или ЦСКА. Но вспомнят, какая премьера была в театре, как поставили «Риголетто» или «Баядерку». Я ни в коем случае не против спорта. Даже наоборот. Но почему-то в истории остаются ключевые вещи, связанные именно с культурой.

Немного о личном

Еще год назад у меня и в планах не было приезжать в Ташкент. Но поступило предложение поставить «Жар-птицу» и «Шехерезаду», от которого я не стал отказываться.

Я приехал в Ташкент в октябре 2018-го. Тепло, высокое голубое небо, деревья в золоте. Увидел театр, и появилось ощущение, что вернулся домой. Оказалось, что он построен по проекту замечательного архитектора Щусева. А я в Москве с самого рождения живу в доме, построенном по проекту архитектора Щусева. Вот такое совпадение.

В жизни все не просто так. В начале своей карьеры я работал в Большом театре. Отработал 4 года, но у меня как-то с руководством не очень складывались отношения, и потому танцевал в кордебалете. То есть в свои 23 года, уже получив золотую медаль на международном конкурсе, я танцевал рабов патриция, татар, опричников, что угодно, кроме сольных партий. И я сказал об этом отцу:

- Я уже, честно говоря, устал бороться и готов уехать.

- А куда ты хочешь? – спросил папа.

- Куда угодно. Хоть в Ташкент...

Я ведь мог сказать Ленинград, Рига или Тбилиси. Почему я сказал «Ташкент»? Не знаю. Никогда до того момента в этом городе не был. Помню, папа танцевал здесь со своей школьной подругой Бернарой Кариевой. Из Ташкента он привозил нам огромные корзины с фруктами, доставал подаренный халат. Это было всегда так эффектно!

Но почему я назвал именно Ташкент? Наверное, это судьба. И через 30 лет я все-таки приехал сюда.

Татьяна Петренко

Экономическое обозрение №6 (234) 2019

Поделиться постом

Похожие новости